16 июня сержант Койн по велению Мередитта отправился на восточную окраину Лондона, в Ваппинг. Это место земных страданий выглядело лучше того, где прошло детство Койна – где жили непритязательные, рачительные люди, где на веревке, протянутой от дома к дому, белье развешивали в соответствии с договором о долевом использовании, а кур выпускали на шлейках, чтобы не перепутались. Однако с тех пор Койн успел послужить государству и пожить в казармах, а теперь получил стол и кровать у лорда Мередитта, потому свысока смотрел на Ваппинг. Большая часть здешних жителей кормилась от верфей, пристаней и предоставляемых ими возможностей. Здесь и среди дня и на протяжение ночи шлялись молодые люди, которым не хватило работы, что делало их опасными. Но и большую часть ваппингцев, людей домовитых и строгих, не стоило недооценивать.
Из окна второго этажа дома, который был построен и обветшал до того, как Койн родился и отправился служить государству, высунулась женщина.
- Молодой человек, вы к кому? – крикнула она.
- Спасибо, я знаю, как туда пройти, - ответил тот, будто бы не расслышав, и прибавил шаг.
Лорд Мередитт наказал ему искать двухэтажный дом «с вывеской, где говорится что-то о скобяных изделиях», в двух домах от паба, за которым виселица. Койн не сомневался, что найдет.
Вот впереди появилась вывеска «плошки, кружки, всякая дрянь» - на фасаде неталантливо расчерченного и некрепко сколоченного дома в четыре этажа, и паб на три стола располагался здесь же, с другого входа. Койн оглянулся, вернулся, зашел внутрь. Виселицы недоставало — вот в чем беда. «Подскажете, отсюда до виселицы далеко?» - спросил он человека, который сидел один во всем зале, за одним из столиков, и сводил счета. «Нет, конечно», - ответил человек.
читать дальшеОднако Койну потребовалось проплутать еще долго, прежде чем он нашел ее. Вначале он увидел над крышей массивную перекладину, на которую садились птицы, и прямиком вышел к пабу Уитби, логову судьи Джеффриса – вероятно, именно этот паб имел в виду Мередитт. Судью, как любого другого могущественного человека, Койн очень уважал. Уважал и не терял надежды рано или поздно причаститься его могущества. Когда-то давно (с три месяца тому) сержанта, болтавшегося без дела взад-вперед по Паунду, заприметил лорд Мередитт и переманил к себе. Койн ни разу не подвел своего нанимателя, не думал об измене и в лучшем виде исполнял долг. Однако Мередитт, при всех своих лучших качествах – знатности, платежеспособности и предприимчивости – не был самой крупной фигурой Лондона, и его верный человек рассчитывал со временем вырасти для службы на господина более интересного. Оказавшись возле Уитби, Койн напустил на себя задумчивый вид и прошелся, зыркая по сторонам, будто подмечая малейшие детали происходящего вокруг, оценивая и делая выводы: баба пошла с корзиной белья… вот оно что… Так он профланировал несколько раз туда-сюда по открытой части улицы перед трактиром, однако окна Уитби оставались безжизненны, и ни один экипаж, достойный фигуры высшего государственного уровня, не прогрохотал мимо.
Заложив круг пошире, Койн случайно заглянул в перспективу одного из проулков и увидел двухэтажный дом – единственный на этом пятачке. Загадка скобяного товара разрешилась. Хозяин помещений первого этажа писал о себе на аншлаге при двери: здесь вам поможет в разрешении разного рода запутанных вопросов доктор юриспруденции Уинтерфорк. Сержант поспешил к дому, взошел на крыльцо, постучал, однако сейчас в апартаментах адвоката Зимней Вилки никого не оказалось и никто не вышел на стук. Койн обошел дом вокруг и увидел внешнюю деревянную лестницу на второй этаж.
Третья снизу ступень оказалась скрипучей. Сию же минуту, когда Койн со страхом вспрыгнул на ступень выше (не хватало сломать ногу), из двери наверху выглянула тетка вдвое меньше Койна ростом и спросила, кто он такой.
- Я к Пимблтону, - ответил сержант и продолжил подниматься.
- Нету, - ответила хозяйка и захлопнула дверь. Койн, опасаясь непрочной лестницы, продолжил подниматься осторожно и небыстро. Не прошло и четырех ступенек, как хозяйка снова выглянула и замотала головой:
- Не надо сюда идти!
- Не волнуйтесь, я просто хочу кое о чем вас спросить, - улыбнулся сержант и продолжил подниматься, не делая резких движений, словно подбирался к кузнечику.
- Идите отсюда! Спускайтесь кому говорю! Брысь! - заговорила женщина сердито.
Койн осмотрелся – место было не самое пустынное, но все же вряд ли здесь нашлось бы достаточно неравнодушных людей. Он стиснул зубы и в три прыжка достиг вершины лестницы, хотя та страшно застонала и заскрипела под ним. Тетка подняла крик и попыталась снова скрыться в доме, но Койн успел поставить ногу в дверной проем, чем помешал ей запереться. Он схватил хозяйку одной рукой поперек мягкого живота, другой рукой закрыл ей рот и втащил внутрь.
В эту самую минуту двое крупных молодых людей беседовали с той зоркой жилицей Ваппинга, которая первая в квартале заметила постороннего.
- Вы бы посмотрели, куда он пошел. Что он тут ходит? Я ему кричу, а он улыбается и дальше идет. Так не делается!
- Мы посмотрим, мам, - ответили парни, и ушли, взяв каждый по дубинке.
Койн между тем захлопнул дверь на внешнюю лестницу и оттолкнул от себя хозяйку, которая кусалась и лягалась. В глубине комнат захныкал ребенок.
- Я тебе ничего плохого не сделаю. Хорошего тоже, не надейся. Ответь на вопрос, и я уйду, - сказал он покровительственно. Ему казалось, что его собеседница вряд ли часто говорила на равных с таким видным и прилично одетым джентльменом, как он.
- Пимблтона застрелили, - сказала хозяйка и вытерла передником лицо и шею, где ее хватал Койн. Тот выпучил глаза.
- Насмерть что ли?
- Прямо в грудину, насквозь, так, что косточки повылезали, - закричала хозяйка и несколько раз ткнула пальцем себя между длинных грудей.
Койн помолчал. Ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о собственной значимости в чьей-то судьбе. Раньше он был просто Койн, всем никто, а теперь жизнь отнял, значит, стал кому-то как мать, только наоборот. Одолел силой, меткостью и хитростью в важном поединке, да как жестоко, до вылезших косточек! Теперь он чувствовал себя не просто высоким и прилично одетым. Он стал настоящим. Сержант невольно приосанился и сделал такое лицо, будто смотрит внутрь себя, судит самого себя и дает трезвую оценку своим поступкам. Взвешивает их и говорит: да, дружище, решение далось нелегко, но оказалось правильным; ты снова попал в точку, дружище.
- Тогда расскажи мне, - высокомерно сощурился он. – Кто нанял Пимблтона, и по чьему приказу Пимблтон действовал.
В то же примерно время парни с дубинками подошли к пабу при скобяной лавке и вызвали поговорить ее держателя.
- Здрастье, дядя. Как здоровье?
- Хорошо. Как мамка?
- Хорошо. Мы ищем долговязого с вот такой бульонкой. Нам сказали, он к вам заходил.
- Только что заходил. Покрутился и пошел вон туда.
- Спасибо, дядь.
- А он вам зачем?
- А чо он ходит?
- Я тоже подумал: чо он ходит? Будьте здоровы, мальчики.
- Никто его не нанимал! – крикнула на Койна хозяйка. – Никому он не был нужен!
Из соседней комнаты приковылял ребенок на страшно кривых лапках, схватился за хозяйкину юбку и заныл. Та взяла его на руки.
- У него была очень хорошая работа в тюрьме. Знаете, как ему носили? Как пели. Мы построили весь этот дом года за два, теперь сидим в последних двух комнатах. Все кончилось! Он кому-то лицо разбил, не тому, кому надо. Вроде висельник и висельник, какая разница, с целым лицом висеть или с половиной. А потом все так хитро перевернулось, и оказалось, что висельник чей-то сынок, и его отпустили, а Пимблтона – со двора долой. Сначала он пристраивался, старался, крутился, потом запил. Запил – начал драться. Сам половину зубов оставил и у меня половину вынул. Потом попал в тюрьму, и все на этом.
- Не может быть, чтобы все! Получается, его в тюрьме пристрелили, а это явная нелепость, - возразил Койн.
- Еще издеваться надо мной будешь! – закричала хзяйка. – Убили его, насмерть застрелили! Вот я бы встретила того мерзавца, я бы ему глаза шилом выпустила!
Койн невольно сделал шаг назад.
- Ну-ну, так прямо и выпустила бы! Пигалица… Ты лучше подумай: вот, нанял какой-то прыщ твоего Пимблтона ради своих скверных интересов. И вот теперь Пимблтона убили, а где же наниматель? Он разве пришел, извинился, принес денег? Наверняка нет. Разве так делается? Вспомни, что это был за человек, и мой лорд его ух как накажет. Вспоминай, умница, мы сейчас с тобой на одной стороне, в едином интересе.
Тут дверь за его спиной распахнулась, и Койн, чувствительный к холодному дыханию будущего, едва успел пригнуться и закрыть голову руками. Парни с дубинками увидели, что они подоспели к соседке вовремя, и по разу врезали чужому человеку между лопаток, а когда размахнулись, чтобы ударить вдругорядь, сержант вскочил и с первого удара повалил одного брата с ног. Ребенок, до того со стариковской серьезностью наблюдавший с рук матери за происходящим, разинул удивительно большой рот и закричал «ой сатанасатанасатана», - может быть, единственное слово, которое знал. Женщина вышла из ступора, убежала в соседнюю комнату и заперлась там. Койн повернулся ко второму противнику и в тот же миг получил звонкий удар дубинкой в бровь, отчего сам повалился с ног. Первый брат встал, второй снова занес дубинку, Койн вскинул перед собой обе руки и закричал:
- Под виселицей ходите, я работаю на Мередитта!
- Ну и чо? – ответил один.
- Чо тогда приперся? – спросил второй.
- За Пимблтоном! – крикнул Койн.
- Так его тут уже сколько дней нет, - ответил второй, мирно положив дубинку на плечо. – Он в богадельне, болеет.
- Чем? – сделал круглые глаза Койн.
- Прострелом, - ответил один брат и оба заржали.
- Ребят, ребят, вы сейчас можете неплохо заработать, - сказал Койн, потрогал бровь и посмотрел, сильно ли испачкались в крови пальцы. – Показываете мне богадельню, и мой лорд платит вам за это нормальный гонорар. Идет?
- Что-то сомнительно.
- Нормально – это сколько?
- Ребят, все решаемо! Переговоры – начало сотрудничества! – кисленько улыбнулся сержант. - А ты.. – Койн обернулся в сторону закрытой двери, - Сука глупая!