В пятницу, 9 августа, наступило еще одно безмятежное утро над фортом Фрайт. Несколько дней ветер ослабевал, и вот — иссяк совсем, оставив залив перед фортом наполненным мелкой рябью. Бегучий такелаж «Купца», «Рид» и «Памяти герцога Мальборо» висел неподвижно, как на Шторковских акварелях.
В форте трое рабочих занимались рамой для сушки рыболовных сетей: укрепляли ее стойки поленьями, подвязывали угловые крепления и, уцепившись руками за верхнюю перекладину, качались на ней по одному и по двое. С высокого борта корвета капитан Литтл-Майджес легко мог заглядывать через тын, чтобы наблюдать, как трудятся колонисты, но зрелище его не радовало. Он слонялся по шканцам туда-сюда и бормотал скверные слова. Лорд Мередитт сидел на свернутом бухтой канате, уперев каблуки в комингс люка, и меланхолично ковырял в зубах рыбной вилкой. С тех пор, как Фрэнсис Герберт покинул корвет, сэр Юэн велел убрать сервиз и вернуть под глобус маленький стол, за которым тропическими вечерами ужинали на палубе. Корабль осиротел.
Кэп и его наниматель старались не говорить о судьбе Герберта, но не переставали думать о ней.
- Они не могли делать дело менее навязчиво? - хныкал Литтл-Майджес. - У них публика в акватории стоит. читать дальшеОни полагают, всем приятно любоваться?!
Рабочий, удостоверившись в прочности верхней перекладины, перекинул через верх веревку с широкой петлей и стал ровнять ее длину по своему росту, стоя на бочке.
- Сплошное нарушение процесса! - ворчал Мередитт. - Где высочайше утвержденный судья? Присяжные заседатели? Адвокаты? Секретарь судебного заседания? Бездельник, который сидит в зале и рисует всех карандашиком? Чем это отличается от убийства?
Рабочий аккуратно снял с шеи петлю, слез на землю, подкатил вторую бочку и принялся прилаживать на перекладину вторую веревку. Литтл-Майджес прищурился, не понимая, что происходит, и поднял подзорную трубу.
- Вторую-то кому? - пробормотал он, медленно отводя от глаза окуляр.
Под грота-реем со скандальными криками пролетели две чайки и врезались одна за другой в неподвижную воду.
- Койн вернулся, - заметил Мередитт.
Действительно, на полоске песка между прибоем и стеной форта стоял сержант и размахивал шляпой. Литтл-Майджес еще раз навел линзу на вторую петлю, затем — на красного и потного Койна, который одиноко торчал среди берега и так остервенело махал головным убором, будто всем в гавани хотел дать ветра, потом — снова на петлю.
- Спустить шлюпку, - упавшим голосом сказал кэп.
Душа сержанта была умна, умнее его самого, потому Койн никогда не лгал и не был подхалимом. Каждое сказанное им слово рождалось в желудочках его сердца и выталкивалось с потоком чистой девственной крови. Он сообщил, что доктора Пенна обвинили в колдовстве и повесят сегодня. Он уже хотел взять кэпа за пуговицу и рассказать, что доктор оказался если не самим Нечистым, то непременно приспешником, ест и пьет вино с чудовищами, а на теле его имеются ясные колдовские знаки — но заметил неприятную перемену в выражении лица капитана. Все, что минуту назад в глазах Койна было черно, засияло белизной.
- Все Фулль! Сумасшедший старикан. Как таких земля носит... - произнес он с неподдельной болью.
Гнев, который уже родился в душе капитана и готов был проявиться, погас, на лбу легли поперечные морщины: Литтл-Майджес поднял брови домиком, значит, был готов слушать. Подошел и Мередитт. Койн присел на задок пушки, вздохнул, отер платком увлажнившиеся глаза и принялся рассказывать по порядку.
- Начну с того дня, как вы, милорд, благословили нас исследовать верховья реки. Мы с Пенном сели в лодочку, и проводник привез нас на засеку. Там стоял дом — немаленький, со здешнюю городскую управу; укрепленный, ублагонадеженный и красиво обжитой. Едва мы приехали, произошла ночь; в том доме и пришлось заночевать. Счастливым случаем внутри мы нашли все необходимое: много еды, кровати, одеяла, мечи, крепкие ставни и дверь, - так что почувствовали себя в безопасности и решили спать. Как бы ни было нам спокойно, о возможной опасности мы позаботились и приняли меры: оружие поделили поровну; Пенн уложил возле себя свою часть, я возле себя — свою. Помолившись, заснули. Не знаю, сколько прошло времени, но проснулся я оттого, что... - Койн замешкался на моменте пробуждения. Он сам хорошенько не понимал, что увидел в доме на безымянной реке. Если раньше правильным ответом для него было - «Я видел дьявола», теперь увиденное следовало переосмыслить. Вскоре его догадливая душа нашла ответ, - ...что нечто грызло снаружи доски, которыми мы предусмотрительно заколотили дверной проем. Едва я успел зарядить мушкет, как оно выломало преграду и очутилось внутри. Это была огромная, нечеловеческих размеров пума, черная, как сатана. Такая черная, что я видел только ее глаза и клыки. Страшных размеров клыки! Она остановилась, принюхалась, - сержант весьма похоже изобразил, как принюхивается огромная толстая кошка, - и... бросилась на дока! Я немедленно разрядил в нее ствол, но, хоть он и стреляет пулями по две унции каждая, не смог заставить ее даже повернуть голову. Признаюсь, я убежал. Никогда раньше я не видел подобного чудовища и был уверен, что Пенна не спасти. Совесть за это будет мучить меня, сколько проживу. Сутки я шел через джунгли, прорубая себе дорогу палашом. Трижды на меня нападали чудовищные пантеры, подобные первой, но я отгонял их молитвой и мушкетными выстрелами. Вечером в пути мне встретились жалкие беглецы монбутту. Они приняли меня как гостя и признались, что забросили родную деревню и ушли искать спасения у христиан, потому что им житья не стало от этих леопардов. Они называли их Асанбосам и рассказывали, будто ночами эти звери скрываются в кронах деревьев, карауля жертву. Если человек подойдет близко, хватают ее ногами (ступни у них загнуты в виде крюков) и выпивают всю кровь, или хотя бы пинт пять. Монбутту показали мне дорогу к форту и попросили замолвить словечко перед англичанами, чтобы их купили и продали благоденствовать на Ямайку. Так я достиг цивилизованных мест, но, виноват, помедлил возвращаться к вам: меня терзала совести, что не уберег дока. Меня приютил Роджер Фулль с «Купца». Ему первому я рассказал о своих злоключениях и о том, что доктор погиб в схватке с кровожадным и огромным как корова пардусом. Кто знал, чем все обернется! Когда б мне предвидеть, что поганый старикашка с «Купца» не умеет радоваться чужому спасению, чуть что кричит «происки дьявола!» и «вельзевулова печать!», я б ему сказал, что пума была ростом с кошку!
Литтл-Майджес дослушал и продолжил мерить шагами палубу. Койн не мог понять. Произвел ли его рассказ утешительное впечатление и продолжил оправдываться: «Когда б мне знать, гадкое нутро Фулля, я б ночевал в песке под лодкой!» Когда Мередитт и Койн меньше всего ожидали
- Это люди из моей команды! - Литтл-Майджес остановился и заорал неожиданно, Мередитт и Койн вздрогнули. - Я один решаю, когда их вешать!
Капитан подскочил к борту, перегнулся через планширь и взревел: «Фулль! Выйди наружу, свинья!»
Никто не отвечал Литтл-Майджесу, но он долго надсаживался и разорялся, осыпая бранью старшину форта, капитана «Купца», фрахтовщика, Фулля, его родственников и свойственников, так что досталось и Пенну, который приходился Роджеру племянником, и немножко - национальному герою Монку.
Рабочий, который закончил ладить виселицу, услышал крик, залез по столбу на галерею магистрата и оттуда крикнул в ответ: «Уважаемый, вы бы не лаялись».
Взбираясь на бочку, Пенн смотрел только на свои тощие колени в слишком широких отворотах сапогов. Коленные суставы отчетливо стучали друг о друга, так что доку было и стыдно перед людьми, и страшно упасть с бочки раньше времени. Не будь его руки связаны за спиной, он бы балансировал ими. Предметы вокруг он видел смутно и искаженно, словно в стеклянном шаре с обратной перспективой. Огромный человек, подходя к нему, уменьшился до роста карлика, вспрыгнул на полено, вытянул с неба петлю и накинул Пенну на шею. При этом, глядя куда-то за пределы видимого мира, он сказал: «Я должен тебе пол-индюшки».
- За что? - дрожащим голосом спросил Пенн.
- Не тебе, - отмахнулся человечек и продолжил говорить с невидимым доктору собеседником. - Ты обедал вместе со мной, не один я ел! Не может быть, чтобы я ее был должен целиком.
- Один едок не может... - док осекся и с трудом сглотнул, словно во рту лежал шершавый булыжник, - ...не может сожрать половину индейки за один обед.
- Он пришел не один, а с племянницами! - возмущенно ответил человечек.
- Тогда ты прав, - кивнул док и повернул голову к Герберту. Тот стоял рядом, ветер трепал его сухие пшеничные волосы; на губах играла туманная полуулыбка, глаза смотрели сквозь ресницы, спокойная гладкость лица, подпорченная лишь парой гематом, ясно говорила о бесстрашии. Фрэнсису не тоскливо, не досадно, только скучно, лень и жарко было стоять на солнце без шляпы. Его утонченный облик идеально завершала петля на шее.
- Ты чертовски красивый, - сказал Пенн.
Фрэнсис улыбнулся, наморщив нос.
- Брось.
Было заметно, что квадратный комплимент дока доставил ему удовольствие.
Пенн посмотрел вокруг себя, ища, в чьей жизни еще можно принять участие; пытался сфокусировать взгляд на галерее магистрата, где стояли старшина форта и люди с «Купца». Они разговаривали, доктор слышал слова, но не понимал значения. За тыном возвышалась палуба «Памяти герцога Мальборо». Свернутый грот заслонял собой горизонт от севера до юга. Припав к фальшборту, на палубе стоял капитан. От доктора его отделяло не менее сотни футов, но Пенну казалось, будто кэп стоит здесь, ближе, чем Герберт, и видел его лицо в мельчайших подробностях, до черных волосяных тычинок в порах на свирепо стиснутых челюстях, до черных заломов в ярко-синей радужной оболочке глаз с белыми зрачками. Кэп закричал, медленно разевая черный круглый рот. Пенн не пытался вникнуть в суть слов и не заметил, как на левом борту, обращенном к форту, у каждой пушки встал матрос, от Джека Треуха до лейтенанта Пайка возле юта. Литтл-Майджес стоял возле пушки на шканцах, и Пенн гадал, почему он поднимает над головой пальник с тлеющим фитилем. Тем более док не видел, как на «Купце», чей левый борт был обращен к оставленному беззащитным правому борту корвета, один за другим открылись порты гон-дека и оттуда высунулись жерла двенадцатифунтовок. Пенн не замечал пушек, но видел, как Литтл-Майджес на секунду обернулся назад, побледнел, побагровел и вновь закричал неразличимые слова так громко, что за ушами под шляпой вздулись жилы. Тут произошло странное. На шхуне «Рид», которая стояла поодаль, носом к корме «Купца», почти на одной с ним линии, стали выбирать кормовой канат. Натягиваясь, он заставил корму шхуны описать дугу в девяносто градусов. Когда с легким толчком, от которого, подобно фижмам в танце, покачнулись убранные стаксели на штагах, корабль остановился, из его борта показали свои жерла десять кулеврин и нацелились «Купцу» в голую корму. На баке стоял лейтенант Ромулус. Если бы Пенн додумался взглянуть в его сторону, он бы его и не узнал — умытого, причесанного, в желтоватой сорочке и жуткой малиновой весте с золотым галуном. На смуглом лице лейтенанта лежала обычная бессмысленная ухмылка — одна бровь выше другой, толстые губы издевательски поджаты.
- Довольно, хватит! - крикнул человек с галереи магистрата и Литтл-Майджесу платком. - Пожалуйста, не стреляйте.
Пенна оглушили его слова. Мир в один миг обрел прежние пропорции, словно лопнул стеклянный шар в голове. Палуба «Памяти» унеслась вдаль, кэп и все другие уменьшились до размеров крошечных фигурок, различимых только цветом одежды, с боков надвинулись заполненная зеваками площадь, горизонт, небо и перекладина виселицы. Вместо отдаленного шума, рокота и гула, какие слышит ныряльщик под водой, доктор снова стал воспринимать и понимать каждый звук человеческой речи, и каждый звук отдавался болью, так что хотелось закрыть уши руками. Пенн забыл, что запястья скручены за спиной, согнулся, дернулся и чуть не упал.
- Роджер, - человек с платком обратился к Фуллю. - Хватит фантазий. У меня нет претензий к доктору, и доктора мы отпускаем.
- Вы совершаете ошибку, - сухо ответил Фулль.
Пенн тяжело закашлялся, у него снова крупной дрожью затряслись колени.
- Мы отпускаем доктора, - упрямо повторил человек с платком. Видно, безопасность корабля он ставил превыше страха божьего. - Боже, снимите с него веревку! Еще грохнется...
Пенн глянул на Герберта. Тот почувствовал его взгляд и тоже обернулся.
- Ничего, - сказал он с грустной улыбкой. - Бывает. Иди.
Если был на свете Христос, он выглядел в точности как Фрэнсис Герберт — или очень похоже.
- Я сказал — обоих! - донеслось с «Памяти».
- Хорошо-хорошо! Договорились! - согласился человек с платком и крикнул, чтобы с Герберта тоже сняли веревку, после чего обернулся к Фуллю и прошипел: «Все вы виноваты. Изначально он хотя бы не возражал, чтобы мы повесили шпиона. А теперь что? Доигрались. Добрее нужно быть!»
Фулль безмолвно качал головой и вздыхал. Когда он устало опускал морщинистые веки, походил не на черного фанатика, иссушенного собственной ненавистью, а на обыкновенного пожилого неудачника. Опасная мимикрия. Если человек с платком рассчитывал дожить до времени, когда он сможет благоденствовать на скопленной по заморским командировкам ренте, ему следовало отнестись внимательнее к выражению глаз своего делопроизводителя.
Взойдя на палубу «Памяти», Пенн молча прошел в свою каюту. Лейтенант Пайк отпустил ему вслед шутку о безбожниках и виселицах, Джек Треух при появлении дока снял шляпу и не надевал до конца дня, Койн же встречал спасенного, стоя чуть позади колонны мачты, дабы не прятаться, но и не бросаться в глаза. Литтл-Майджес, немного желтый лицом после всего произошедшего, тяжело дышал и скалился. Мередитта на палубе не было: когда началась заварушка, он пытался остановить Литтл-Майджеса — напрасно. Теперь у себя в апартаментах в одиночестве милорд зализывал нанесенные самолюбию раны. За спиной Пенна в эстетичном и пристойном обмороке осел на ватервейс Герберт. Док не дрогнул: он шел к ясной цели; распахнул дверь каюты, откинул с рундука одежду, открыл крышку, нетвердой рукой взял бутыль темного рома, выдрал зубами пробку и припал к горлышку. Попадая внутрь Пенна, напиток со вкусом спирта, травы и грязи превращался в холодную родниковую воду, которая смывала все лишнее. Перед глазами дока проходили и уходили навсегда лихорадочные видения и не зрительные галлюцинации последних двух суток — полное надежды, страданий и мучительно неоправданного восхищения лицо нечеловека Мельхиора; голубые пломбы в фосфоресцирующих коренных зубах Доор; слова «женушка Дженни и доченька Дженни», произнесенные толстыми фиолетовыми губами индуса Ромулуса; мягкое давление пенькового узла на затылок. Желудок доктора после тридцатишестичасового голодания ответил на четверть пинты неразбавленного рома острой болью, зато душа стала как толстое прозрачное стекло, а из глаз полились абсолютно ничего не значащие слезы. Тут в дверной проем сунул голову Литтл-Майджес.
- Я всегда догадывался, что ты колдун! - радостно крикнул он. - У тебя есть рука повешенного, чтобы бесшумно грабить ночью? Прикинь, если бы Фрэнка повесили, а тебя — нет, ты бы разжился сразу двумя новыми руками!
- Майлз, прошу, перестань, - пробормотал Пенн и сел на пол.
- Еще у тебя должен быть платок с узлами, куда завязан ветер. Развяжи один, нам бы сейчас не повредило немного бриза. Пока тебя не было, я от скуки наобещал местным навалять из всех орудий — теперь неловко задерживаться.
- Я ценю, - насилу выговорил Пенн: теперь его одолевала болезненная икота.
- Еще слышал, - не унимался кэп, - бывает колдовство с чулками. Не уверен, что хочу видеть это в твоем исполнении, но...
- Сейчас вернусь, - сдавленно произнес док, поднялся, прикрывая рот, протиснулся мимо капитана и шаткой походкой направился к борту.
- Смотри, не вызови бурю! - в восторге от собственного остроумия крикнул вслед Литтл-Майджес, и еще некоторое время на его морде блуждала неопределенно-счастливая улыбка.
Прослушать или скачать Эти свободные бабочки бесплатно на Простоплеер
В форте трое рабочих занимались рамой для сушки рыболовных сетей: укрепляли ее стойки поленьями, подвязывали угловые крепления и, уцепившись руками за верхнюю перекладину, качались на ней по одному и по двое. С высокого борта корвета капитан Литтл-Майджес легко мог заглядывать через тын, чтобы наблюдать, как трудятся колонисты, но зрелище его не радовало. Он слонялся по шканцам туда-сюда и бормотал скверные слова. Лорд Мередитт сидел на свернутом бухтой канате, уперев каблуки в комингс люка, и меланхолично ковырял в зубах рыбной вилкой. С тех пор, как Фрэнсис Герберт покинул корвет, сэр Юэн велел убрать сервиз и вернуть под глобус маленький стол, за которым тропическими вечерами ужинали на палубе. Корабль осиротел.
Кэп и его наниматель старались не говорить о судьбе Герберта, но не переставали думать о ней.
- Они не могли делать дело менее навязчиво? - хныкал Литтл-Майджес. - У них публика в акватории стоит. читать дальшеОни полагают, всем приятно любоваться?!
Рабочий, удостоверившись в прочности верхней перекладины, перекинул через верх веревку с широкой петлей и стал ровнять ее длину по своему росту, стоя на бочке.
- Сплошное нарушение процесса! - ворчал Мередитт. - Где высочайше утвержденный судья? Присяжные заседатели? Адвокаты? Секретарь судебного заседания? Бездельник, который сидит в зале и рисует всех карандашиком? Чем это отличается от убийства?
Рабочий аккуратно снял с шеи петлю, слез на землю, подкатил вторую бочку и принялся прилаживать на перекладину вторую веревку. Литтл-Майджес прищурился, не понимая, что происходит, и поднял подзорную трубу.
- Вторую-то кому? - пробормотал он, медленно отводя от глаза окуляр.
Под грота-реем со скандальными криками пролетели две чайки и врезались одна за другой в неподвижную воду.
- Койн вернулся, - заметил Мередитт.
Действительно, на полоске песка между прибоем и стеной форта стоял сержант и размахивал шляпой. Литтл-Майджес еще раз навел линзу на вторую петлю, затем — на красного и потного Койна, который одиноко торчал среди берега и так остервенело махал головным убором, будто всем в гавани хотел дать ветра, потом — снова на петлю.
- Спустить шлюпку, - упавшим голосом сказал кэп.
Душа сержанта была умна, умнее его самого, потому Койн никогда не лгал и не был подхалимом. Каждое сказанное им слово рождалось в желудочках его сердца и выталкивалось с потоком чистой девственной крови. Он сообщил, что доктора Пенна обвинили в колдовстве и повесят сегодня. Он уже хотел взять кэпа за пуговицу и рассказать, что доктор оказался если не самим Нечистым, то непременно приспешником, ест и пьет вино с чудовищами, а на теле его имеются ясные колдовские знаки — но заметил неприятную перемену в выражении лица капитана. Все, что минуту назад в глазах Койна было черно, засияло белизной.
- Все Фулль! Сумасшедший старикан. Как таких земля носит... - произнес он с неподдельной болью.
Гнев, который уже родился в душе капитана и готов был проявиться, погас, на лбу легли поперечные морщины: Литтл-Майджес поднял брови домиком, значит, был готов слушать. Подошел и Мередитт. Койн присел на задок пушки, вздохнул, отер платком увлажнившиеся глаза и принялся рассказывать по порядку.
- Начну с того дня, как вы, милорд, благословили нас исследовать верховья реки. Мы с Пенном сели в лодочку, и проводник привез нас на засеку. Там стоял дом — немаленький, со здешнюю городскую управу; укрепленный, ублагонадеженный и красиво обжитой. Едва мы приехали, произошла ночь; в том доме и пришлось заночевать. Счастливым случаем внутри мы нашли все необходимое: много еды, кровати, одеяла, мечи, крепкие ставни и дверь, - так что почувствовали себя в безопасности и решили спать. Как бы ни было нам спокойно, о возможной опасности мы позаботились и приняли меры: оружие поделили поровну; Пенн уложил возле себя свою часть, я возле себя — свою. Помолившись, заснули. Не знаю, сколько прошло времени, но проснулся я оттого, что... - Койн замешкался на моменте пробуждения. Он сам хорошенько не понимал, что увидел в доме на безымянной реке. Если раньше правильным ответом для него было - «Я видел дьявола», теперь увиденное следовало переосмыслить. Вскоре его догадливая душа нашла ответ, - ...что нечто грызло снаружи доски, которыми мы предусмотрительно заколотили дверной проем. Едва я успел зарядить мушкет, как оно выломало преграду и очутилось внутри. Это была огромная, нечеловеческих размеров пума, черная, как сатана. Такая черная, что я видел только ее глаза и клыки. Страшных размеров клыки! Она остановилась, принюхалась, - сержант весьма похоже изобразил, как принюхивается огромная толстая кошка, - и... бросилась на дока! Я немедленно разрядил в нее ствол, но, хоть он и стреляет пулями по две унции каждая, не смог заставить ее даже повернуть голову. Признаюсь, я убежал. Никогда раньше я не видел подобного чудовища и был уверен, что Пенна не спасти. Совесть за это будет мучить меня, сколько проживу. Сутки я шел через джунгли, прорубая себе дорогу палашом. Трижды на меня нападали чудовищные пантеры, подобные первой, но я отгонял их молитвой и мушкетными выстрелами. Вечером в пути мне встретились жалкие беглецы монбутту. Они приняли меня как гостя и признались, что забросили родную деревню и ушли искать спасения у христиан, потому что им житья не стало от этих леопардов. Они называли их Асанбосам и рассказывали, будто ночами эти звери скрываются в кронах деревьев, карауля жертву. Если человек подойдет близко, хватают ее ногами (ступни у них загнуты в виде крюков) и выпивают всю кровь, или хотя бы пинт пять. Монбутту показали мне дорогу к форту и попросили замолвить словечко перед англичанами, чтобы их купили и продали благоденствовать на Ямайку. Так я достиг цивилизованных мест, но, виноват, помедлил возвращаться к вам: меня терзала совести, что не уберег дока. Меня приютил Роджер Фулль с «Купца». Ему первому я рассказал о своих злоключениях и о том, что доктор погиб в схватке с кровожадным и огромным как корова пардусом. Кто знал, чем все обернется! Когда б мне предвидеть, что поганый старикашка с «Купца» не умеет радоваться чужому спасению, чуть что кричит «происки дьявола!» и «вельзевулова печать!», я б ему сказал, что пума была ростом с кошку!
Литтл-Майджес дослушал и продолжил мерить шагами палубу. Койн не мог понять. Произвел ли его рассказ утешительное впечатление и продолжил оправдываться: «Когда б мне знать, гадкое нутро Фулля, я б ночевал в песке под лодкой!» Когда Мередитт и Койн меньше всего ожидали
- Это люди из моей команды! - Литтл-Майджес остановился и заорал неожиданно, Мередитт и Койн вздрогнули. - Я один решаю, когда их вешать!
Капитан подскочил к борту, перегнулся через планширь и взревел: «Фулль! Выйди наружу, свинья!»
Никто не отвечал Литтл-Майджесу, но он долго надсаживался и разорялся, осыпая бранью старшину форта, капитана «Купца», фрахтовщика, Фулля, его родственников и свойственников, так что досталось и Пенну, который приходился Роджеру племянником, и немножко - национальному герою Монку.
Рабочий, который закончил ладить виселицу, услышал крик, залез по столбу на галерею магистрата и оттуда крикнул в ответ: «Уважаемый, вы бы не лаялись».
Взбираясь на бочку, Пенн смотрел только на свои тощие колени в слишком широких отворотах сапогов. Коленные суставы отчетливо стучали друг о друга, так что доку было и стыдно перед людьми, и страшно упасть с бочки раньше времени. Не будь его руки связаны за спиной, он бы балансировал ими. Предметы вокруг он видел смутно и искаженно, словно в стеклянном шаре с обратной перспективой. Огромный человек, подходя к нему, уменьшился до роста карлика, вспрыгнул на полено, вытянул с неба петлю и накинул Пенну на шею. При этом, глядя куда-то за пределы видимого мира, он сказал: «Я должен тебе пол-индюшки».
- За что? - дрожащим голосом спросил Пенн.
- Не тебе, - отмахнулся человечек и продолжил говорить с невидимым доктору собеседником. - Ты обедал вместе со мной, не один я ел! Не может быть, чтобы я ее был должен целиком.
- Один едок не может... - док осекся и с трудом сглотнул, словно во рту лежал шершавый булыжник, - ...не может сожрать половину индейки за один обед.
- Он пришел не один, а с племянницами! - возмущенно ответил человечек.
- Тогда ты прав, - кивнул док и повернул голову к Герберту. Тот стоял рядом, ветер трепал его сухие пшеничные волосы; на губах играла туманная полуулыбка, глаза смотрели сквозь ресницы, спокойная гладкость лица, подпорченная лишь парой гематом, ясно говорила о бесстрашии. Фрэнсису не тоскливо, не досадно, только скучно, лень и жарко было стоять на солнце без шляпы. Его утонченный облик идеально завершала петля на шее.
- Ты чертовски красивый, - сказал Пенн.
Фрэнсис улыбнулся, наморщив нос.
- Брось.
Было заметно, что квадратный комплимент дока доставил ему удовольствие.
Пенн посмотрел вокруг себя, ища, в чьей жизни еще можно принять участие; пытался сфокусировать взгляд на галерее магистрата, где стояли старшина форта и люди с «Купца». Они разговаривали, доктор слышал слова, но не понимал значения. За тыном возвышалась палуба «Памяти герцога Мальборо». Свернутый грот заслонял собой горизонт от севера до юга. Припав к фальшборту, на палубе стоял капитан. От доктора его отделяло не менее сотни футов, но Пенну казалось, будто кэп стоит здесь, ближе, чем Герберт, и видел его лицо в мельчайших подробностях, до черных волосяных тычинок в порах на свирепо стиснутых челюстях, до черных заломов в ярко-синей радужной оболочке глаз с белыми зрачками. Кэп закричал, медленно разевая черный круглый рот. Пенн не пытался вникнуть в суть слов и не заметил, как на левом борту, обращенном к форту, у каждой пушки встал матрос, от Джека Треуха до лейтенанта Пайка возле юта. Литтл-Майджес стоял возле пушки на шканцах, и Пенн гадал, почему он поднимает над головой пальник с тлеющим фитилем. Тем более док не видел, как на «Купце», чей левый борт был обращен к оставленному беззащитным правому борту корвета, один за другим открылись порты гон-дека и оттуда высунулись жерла двенадцатифунтовок. Пенн не замечал пушек, но видел, как Литтл-Майджес на секунду обернулся назад, побледнел, побагровел и вновь закричал неразличимые слова так громко, что за ушами под шляпой вздулись жилы. Тут произошло странное. На шхуне «Рид», которая стояла поодаль, носом к корме «Купца», почти на одной с ним линии, стали выбирать кормовой канат. Натягиваясь, он заставил корму шхуны описать дугу в девяносто градусов. Когда с легким толчком, от которого, подобно фижмам в танце, покачнулись убранные стаксели на штагах, корабль остановился, из его борта показали свои жерла десять кулеврин и нацелились «Купцу» в голую корму. На баке стоял лейтенант Ромулус. Если бы Пенн додумался взглянуть в его сторону, он бы его и не узнал — умытого, причесанного, в желтоватой сорочке и жуткой малиновой весте с золотым галуном. На смуглом лице лейтенанта лежала обычная бессмысленная ухмылка — одна бровь выше другой, толстые губы издевательски поджаты.
- Довольно, хватит! - крикнул человек с галереи магистрата и Литтл-Майджесу платком. - Пожалуйста, не стреляйте.
Пенна оглушили его слова. Мир в один миг обрел прежние пропорции, словно лопнул стеклянный шар в голове. Палуба «Памяти» унеслась вдаль, кэп и все другие уменьшились до размеров крошечных фигурок, различимых только цветом одежды, с боков надвинулись заполненная зеваками площадь, горизонт, небо и перекладина виселицы. Вместо отдаленного шума, рокота и гула, какие слышит ныряльщик под водой, доктор снова стал воспринимать и понимать каждый звук человеческой речи, и каждый звук отдавался болью, так что хотелось закрыть уши руками. Пенн забыл, что запястья скручены за спиной, согнулся, дернулся и чуть не упал.
- Роджер, - человек с платком обратился к Фуллю. - Хватит фантазий. У меня нет претензий к доктору, и доктора мы отпускаем.
- Вы совершаете ошибку, - сухо ответил Фулль.
Пенн тяжело закашлялся, у него снова крупной дрожью затряслись колени.
- Мы отпускаем доктора, - упрямо повторил человек с платком. Видно, безопасность корабля он ставил превыше страха божьего. - Боже, снимите с него веревку! Еще грохнется...
Пенн глянул на Герберта. Тот почувствовал его взгляд и тоже обернулся.
- Ничего, - сказал он с грустной улыбкой. - Бывает. Иди.
Если был на свете Христос, он выглядел в точности как Фрэнсис Герберт — или очень похоже.
- Я сказал — обоих! - донеслось с «Памяти».
- Хорошо-хорошо! Договорились! - согласился человек с платком и крикнул, чтобы с Герберта тоже сняли веревку, после чего обернулся к Фуллю и прошипел: «Все вы виноваты. Изначально он хотя бы не возражал, чтобы мы повесили шпиона. А теперь что? Доигрались. Добрее нужно быть!»
Фулль безмолвно качал головой и вздыхал. Когда он устало опускал морщинистые веки, походил не на черного фанатика, иссушенного собственной ненавистью, а на обыкновенного пожилого неудачника. Опасная мимикрия. Если человек с платком рассчитывал дожить до времени, когда он сможет благоденствовать на скопленной по заморским командировкам ренте, ему следовало отнестись внимательнее к выражению глаз своего делопроизводителя.
Взойдя на палубу «Памяти», Пенн молча прошел в свою каюту. Лейтенант Пайк отпустил ему вслед шутку о безбожниках и виселицах, Джек Треух при появлении дока снял шляпу и не надевал до конца дня, Койн же встречал спасенного, стоя чуть позади колонны мачты, дабы не прятаться, но и не бросаться в глаза. Литтл-Майджес, немного желтый лицом после всего произошедшего, тяжело дышал и скалился. Мередитта на палубе не было: когда началась заварушка, он пытался остановить Литтл-Майджеса — напрасно. Теперь у себя в апартаментах в одиночестве милорд зализывал нанесенные самолюбию раны. За спиной Пенна в эстетичном и пристойном обмороке осел на ватервейс Герберт. Док не дрогнул: он шел к ясной цели; распахнул дверь каюты, откинул с рундука одежду, открыл крышку, нетвердой рукой взял бутыль темного рома, выдрал зубами пробку и припал к горлышку. Попадая внутрь Пенна, напиток со вкусом спирта, травы и грязи превращался в холодную родниковую воду, которая смывала все лишнее. Перед глазами дока проходили и уходили навсегда лихорадочные видения и не зрительные галлюцинации последних двух суток — полное надежды, страданий и мучительно неоправданного восхищения лицо нечеловека Мельхиора; голубые пломбы в фосфоресцирующих коренных зубах Доор; слова «женушка Дженни и доченька Дженни», произнесенные толстыми фиолетовыми губами индуса Ромулуса; мягкое давление пенькового узла на затылок. Желудок доктора после тридцатишестичасового голодания ответил на четверть пинты неразбавленного рома острой болью, зато душа стала как толстое прозрачное стекло, а из глаз полились абсолютно ничего не значащие слезы. Тут в дверной проем сунул голову Литтл-Майджес.
- Я всегда догадывался, что ты колдун! - радостно крикнул он. - У тебя есть рука повешенного, чтобы бесшумно грабить ночью? Прикинь, если бы Фрэнка повесили, а тебя — нет, ты бы разжился сразу двумя новыми руками!
- Майлз, прошу, перестань, - пробормотал Пенн и сел на пол.
- Еще у тебя должен быть платок с узлами, куда завязан ветер. Развяжи один, нам бы сейчас не повредило немного бриза. Пока тебя не было, я от скуки наобещал местным навалять из всех орудий — теперь неловко задерживаться.
- Я ценю, - насилу выговорил Пенн: теперь его одолевала болезненная икота.
- Еще слышал, - не унимался кэп, - бывает колдовство с чулками. Не уверен, что хочу видеть это в твоем исполнении, но...
- Сейчас вернусь, - сдавленно произнес док, поднялся, прикрывая рот, протиснулся мимо капитана и шаткой походкой направился к борту.
- Смотри, не вызови бурю! - в восторге от собственного остроумия крикнул вслед Литтл-Майджес, и еще некоторое время на его морде блуждала неопределенно-счастливая улыбка.
Питер Брейгель. Сорока на виселице
Прослушать или скачать Эти свободные бабочки бесплатно на Простоплеер
@темы: Золотая гора
-
-
11.03.2014 в 08:28Ммм... Потерянный кусок?
-
-
19.03.2014 в 23:38