За далеко выпирающим в море песчаным мысом, за грязно-зеленой водой залива, в устье узкой заиленной реки стоял собранный из жердей, пустых бутов, отодранной обшивки, пальм, пальмовых листьев, бамбука, рваной парусины и просто всякого мусора форт Фрайт. 7 августа 1688 года этот нелюбимый ребенок своей страны переживал славные времена: возле его стен одновременно бросили якорь ост-индский корабль пятого класса, корвет и шхуна.
Свой первый выход на берег Африки владелец корвета «Память герцога Мальборо» лорд Мередитт пожелал обставить пышно.
Первое — его сопровождал капитан. Бедный Литтл-Майджес, не топтавший твердую землю с весны, готовился к выходу словно к свадьбе. Он брился так тщательно, что сбрил десяток лишних лет и стал похож на толстого школяра; до изначальной черноты отчистил шляпу, колет и сапоги, на перевязь повесил реквизированную с «Перчаточницы» испанскую шпагу, чей эфес представлял кусающую собственный хвост змею, и то и дело спрашивал Пенна, выглядит ли он теперь как джентльмен, зарабатывающий в год пятьсот фунтов.
Второе — милорда сопровождал великан Койн. Одно число серебряных пуговиц на всех видимых частях его платья заставляло думать о состоятельности нанимателя.
Третье — общество путешественников должен был украсить собой Френсис Герберт. Однако, выйдя на воздух ранним утром и обозрев залив, он вернулся в кровать с жалобами на приступ лихорадки. Скрепя сердце Мередитт заменил его доктором Пенном в ущерб праздничному виду свиты.
читать дальшеЯвление не произвело фурор во Фрайте лишь по той причине, что внимание местного старшины и общества приковали ост-индцы. К моменту прибытия в гавань корвета коммерсантам с большего корабля уже предоставили главное помещение форта. Это помещение в разное время служило ратушей, клубом, общественной пивной и источником страха местных жителей, потому что держалось милостью божьей на восьми плоских сваях, бамбуке и тростнике, а сокрушительные бури в этих местах не были редки. Не сопровождаемый любопытными обывателями, лорд Мередитт сошел на берег.
Главное здание строители форта Фрайт возвели на стене близ устья реки, подняв на несколько футов над землей, чтобы уберечь от разливов на время сезона дождей. Южный фасад глядел на площадь, северный — на буйно-зеленую речную долину, большую часть года залитую мелкой водой. На запад, к гавани, ратуша обращала полностью лишенный окон камышовый торец.
Всех допущенных в гавань в стены форта впускали беспрепятственно, не проверяя документы. Да и проверять было бы некому: форт казался малообитаемым даже сейчас, когда благодаря прибывшим судам его население временно утроилось. В тишине, подбодряя себя ударами трости о землю, лорд Мередитт во главе свиты двинулся прямо к ратуше и без колебаний поднялся внутрь. Там, в полутьме единственного помещения, стояло несколько легких кресел. Шаткий стол занимали кружки, которые две женщины наполняли пивом (бог знает, из чего здесь гнали бражку, но пахло обойным клеем). Мередитт еще оглядывался и примеривался, с кем первым завязать беседу, когда Пенн и Литтл-Майджес не сговариваясь подошли к столу и взяли по порции эля; Койн последовал их примеру, не вполне уверенный, что поступает правильно.
- Дитя мое, - обратился сэр Юэн к подавальщице лет сорока, - где мэр? Где старшие негоцианты из Ост-индской компании? Я не могу лишать их удовольствия принять от меня свидетельство глубокого почтения.
- Старшина не знаю где. Инспектор ушел ночевать на борт, пока не возвращался. Его помощники стоят на галерее, им здесь дух не нравится, - ответила дева и вытерла пот из декольте тряпкой, которой только что протирала кружки. Пенн и Майджес переглянулись и продолжили пить.
Мередитт вышел на галерею. К ее перилам, висящим в воздухе на высоте пятнадцати футов, было боязно подходить. Видно, потому несколько скромно одетых мужчин средних лет беседовали, стоя у стены. Сэр Юэн, бесстрашный от природы, не только прошел мимо них у самых перил, но и встал к пропасти спиной, опираясь на единственную хрупкую горизонтальную жердь. Любезно назвавшись первым, он кивнул каждому, кто, оценив парик и качество одежды, с поспешностью представлялся в ответ.
- Роджер Фулль, - произнес стоявший последним в ряду коммерсант, немолодой и серо одетый. Мередитт вместо приветствия сделал движение бровями и собрался уходить, но внезапное воспоминание остановило его.
Он вспомнил рассказ сэра Саймона о Мэри Фулль с Фостер-Лейн, которая якобы переспала с адмиралом Монком. Мередитт никогда не видел ее изображения даже величиной с гречишное зерно, но благодаря исполненным страха словам старого мерзавца очень живо представлял ее лицо с нарисованным ртом и фальшивым румянцем, лишенными всего человеческого, птичьими глазами и серой кожей. Он не знал, какое это может иметь практическое значение, но хотел слушать о ней еще и еще.
- Фулль! Из Лондона! - с наигранной радостью воскликнул Мередитт.
- Из Лондона, - повторно поклонился человек.
- Конечно, из Лондона. Припоминаю улицу - Форк-лейн... Форджер-лейн...
- Фостер-лейн, - сказал человек дрогнувшим голосом и поклонился вновь, но теперь не спешил выпрямлять спину. Интерес Мередитта беспокоил его. Он использовал поклон как возможность не смотреть на собеседника.
- Конечно, Фостер-лейн. Разумеется, Фостер-лейн. Не удивляйтесь, я знаю всех, столица у меня в кулаке, - радостно заявил Мередитт. - Фулль с Фостер-лейн! Думаю, нам есть о чем поговорить. Давайте пройдемся, вокруг прекрасные виды. - Его собеседник неохотно оторвался от стены. - Значит, вы Фулль с Фостер-лейн и, должно быть, родственник Эбенезера Фулля!
- Печально. - Старый Роджер повернулся и вынужден был слабо взять Мередитта под локоть, иначе не получилось бы идти рядом по неширокому настилу галереи. - Дедушка Эбенезер умер много лет назад, дом принадлежит сестрам с мужьями, я же давно проживаю по другому адресу.
- Сестры! - воскликнул сэр Юэн. - Ваши чудные сестрички! Расскажите, как поживает ваша сестра Мэри, которая Мэри Фулль? Жива-здорова, старушка?
- Я не знаю, - сквозь зубы ответил Роджер.
- Что? Не слышу!
Щелкнув каблуками, Мередитт остановился перед ним. Фулль почувствовал себя оскорбленным, но из страха сделал вид, что не заметил беспардонности, и оттого ощутил себя оскорбленным вдвойне.
- Я не знаю, - повторил коммерсант.
- Если я дружески болтаю с вами, это не значит, что ко мне можно проявлять неуважение, - прошипел Мередитт. - Если я спрашиваю о чем-либо, я делаю это не ради бессмысленного поддержания беседы. Все, что я упоминаю, имеет значение. Никакой мой вопрос без ответа оставаться не должен. Я спросил, здорова ли Мэри Фулль.
Определенно, в лице пассажира ост-индского корабля был страх, но было и сочувствие, с каким смотрят на того, кто ведет себя неправильно.
- Я не бывал на Фостер-лейн почти тридцать лет, с того дня, как там появилась Мэри. Мне жаль огорчить вас своим незнанием, но не могу же я оскорбить вас ложью, - проговорил Роджер тихо, но твердо.
- Что значит - «появилась»? - прищурился Мередитт. - Я знаю, что в шестидесятом она была вполне половозрелой девицей. Она что, взрослой родилась у своих родителей?
- Возможно, я последний человек, кто сможет рассказать вам, как на самом деле это существо появилось в доме Эбенезера, - прошептал Фулль.
Мередитт бросил на него огненный взгляд.
- Рассчитываю на откровенность.
Роджер Фулль принадлежал к числу людей, что, живя в городе, научились ценить чувство собственного достоинства. Однако слишком мало столетий прошло с тех пор, как на его предков, безземельных крестьян, чья жизнь оценивались в стоимость половины овцы, устраивали веселые охотничьи выезды. Потому Фулль не выдержал, поддался, растворился в навязанной ему воле и уже стремился заслужить благосклонность. Он стал рассказывать и делал это простодушно, безыскусно и искренне.
Рассказ Роджера Фулля
То был пятьдесят девятый; конец августа, либо начало осени, если выдался теплый день. Мой отец отделился от семьи, но мы оставались в сердечных отношениях с дедушкой Эбенезером и дядей Робертом, который приходился Эбенезеру племянником, любимым паче родного сына. У Роберта было двое своих дочерей, двойняшки Анна и Сузанна.
Утром я пришел проводить их в Энфилд за шерстью. Дядя Роберт был хорошим, честным человеком, но простофилей; зато его дочери уродились хваткими и смышлеными, вроде хорьков. Если дело касалось шерсти, Анна и Сузанна любому давали фору: в минуту могли разгадать, подмочен ли тюк, остригали ль овец в пятницу и какой толщины получится сукно. Роберт брал дочек на любые свои негоции, никогда не выезжая один. По нынешний день ясно помню, как подсаживал Анну и Сузанну на возок, а потом садился на лошадь. Они были тяжелые, толстые — красотки. Боюсь знать, какими они стали сейчас.
Мы вчетвером выехали из города по йоркской дороге. Собиралась черная гроза, небо заволокло от края до края. Я свернул по своим делам в Элсинг, про себя думая, благословит ли Роберта бог доехать благополучно, ведь в полях негде спрятаться. Не помню дождя, но помню, как сверкали молнии — одна, вторая, третья.
Я заночевал в Элсинге, домой вернулся следующим вечером. Тревога мучила меня несказанно, потому, не дожидаясь утра, в сумерках я побежал на Фостер-лейн узнать, вернулся ли дядя Роберт, здоровы ли кузины. Счастью моему не было предела, когда дверь открыл сам Роберт, как всегда добродушный и приветливый, пригласил войти и стал расспрашивать, застал ли меня дождь. Я не видел дождя, о чем честно сказал. «Чудеса! Мы промокли до нитки. Хорошо, никто не заболел — ни Анна, ни Сузанна, ни Мэри», - ответил он. Я подумал, что ослышался, однако Роберт продолжал болтать, поминая Анну, Сузанну и неизвестную Мэри. «Ты привез Мэри из Энфилда?» - спросил я, предположив, что девочки завели подружку среди местных фермерш и притащили ее погостить. Однако Роберт странно рассмеялся и ответил мне: «Конечно! Чего ради я ее оставлю? Вчетвером уехали — вчетвером приехали». «Ты уезжал с Анной и Сузанной», - сказал я, удивленный и напуганный. «Э, видно, в Элсинге ты вместо того, чтобы делать дело, развлекался и позабыл весь вчерашний день! Мы уехали с Мэри, Анной и Сузанной. Ты своими руками всех троих подсаживал на возок». Волосы зашевелились у меня на голове, потому что я по обычаю капли спиртного не брал в рот с Пасхи до Рождества, но даже если бы выпил, не мог забыть: у Роберта две, только две дочери, ведь мы росли в одном доме. Сколько нужно выпить, чтобы такое позабыть?
Приметив мое замешательство, дядя Роберт пуще развеселился, а когда я прямо сказал ему: «Что ты мелешь, у тебя две дочери!» - просто покатился со смеху. «Не иначе тебя на дороге громом поразило!» - приговаривал он. Открылась боковая дверь, к нам выглянула Сузанна. Я бросился к ней и зашептал, что дядя Роберт плохо себя чувствует: вообразил себе третью дочь по имени Мэри и смеется как умалишенный. Сузанна захохотала, схватила меня за руку и потянула в комнату со словами: «Это ты приболел, если не помнишь Мэри! Пойдем! Взглянешь на нее — мигом вспомнишь». Не понимая, отчего, я упирался что было сил. В это время по лестнице к нам спустилась старая Мод. Она работала в доме дедушки Эбенезера с моего рождения. Старуха тоже посмеивалась и кричала мне: «Со мной сегодня случилось то же самое! Боб с порога: Мэри, Мэри... Я: что за Мэри? Но я старая, выжила из ума. Не бойся, посмотри на Мэри - и все вспомнишь».
Не передать, как мне стало страшно от ее слов. Я вырвался из ручек Сузанны, оттолкнул дядю Роберта, выбежал на улицу и бежал до отцовского дома не останавливаясь.
Роберт Фулль закончил свой рассказ и остановился, склонив голову. Было видно, что речь отняла его силы. Мередитт слушал как мальчишка, затаив дыхание, но быстро одернул себя, наморщил нос и ответил покровительственным тоном:
- Верю, что вы рассказали чистую правду. Однако поверьте и вы мне: дьявол никогда не придумает того, что придумает человек, в особенности — жадный. Я разгадаю вашу семейную тайну в пять минут. Смекните сами: один дом - два брата. Один брат родил наследника, второй — лишь девчонок. Кто получит наследство, когда умрет хозяин? По закону — брат, родивший наследника, а девчонкам — тряпки в приданое, и пусть катятся. Однако вы сами подметили, что кузины ваши уродились умницами. Они сговорились, чтобы вызвать в вас чувство страха за свой рассудок и навсегда отвадить от дома. Тем не менее, Мэри Фулль, друг мой, существует, и это очень интересная особа. Беспринципная авантюристка, холодная, расчетливая, безжалостная. Чем больше я узнаю о ней, тем больше удивляюсь, хотя поразить мое воображение трудно.
Крайне довольный собой, Мередитт вознамерился уходить.
- Вы ее видели?! - крикнул ему вслед Роджер.
- Нет, - ответил не оборачиваясь сэр Юэн. - Но прекрасно знаю ее сына. Он мой судовой врач.
Старый коммерсант бросился вслед бегом, отчего задрожал покрывающий крышу галереи тростник.
- Послушайте, - зашептал Роджер. - Освященное железо. Дьявольское отродье, как бы сильно ни было, не выстоит против освященного железа.
- Довольно, спасибо за состоявшуюся беседу, но теперь ваши слова начинают походить на бред. Я не люблю бред, - потерял терпение Мередитт. Роджер Фулль остановился, словно очнувшись.
- Простите, забылся, - сказал он быстро. - Не обращайте внимания на мои слова.
Сэра Юэна не нужно было просить дважды не принимать в расчет чье-либо мнение. Он обернулся и взглянул на Роджера с долей благосклонности.
- Сын Мэри Фулль, ручаюсь — самый обычный корабельный коновал. Пьет, приворовывает. Безбожник, матерщинник, лентяй, как поголовно все судовые врачи нашей любимой родины. Нет никаких оснований тыкать в него освященным железом.
Выражая благодарность за ответ Фулль, молча глубоко поклонился, но в уголках его глаз поселился дьявол.
- Надеюсь, я могу еще в чем-либо удовлетворить любопытство милорда, - сказал он сладко. - Мне многое известно о здешних местах.
Пиво форта Фрайт следовало употреблять, зажав нос, либо задержав дыхание. Суровые условия могут отпугнуть новичков, потому сержант Койн быстро признал поражение. Не из такого теста были сделаны доктор Пенн и капитан Литтл-Майджес. Они трижды подняли наполненные кружки и опустили опустошенные, прежде чем в полутемную ассамблею форта вновь заглянул сэр Юэн. Он подозвал капитана и долго говорил с ним в дверях. Пенн почувствовал, что говорят в числе прочего и о нем тоже, потому делал вид, будто ему все безразлично. Койн, наоборот, пробрался по стенке к самой двери, чтобы подслушивать. Чем больше говорил Мередитт, тем сильнее капитан мрачнел и бычился. Дослушав до конца, он вернулся к столу, но к кружке больше не притронулся.
- Койн, Пенн, - позвал он громко, хотя второй из названных стоял так близко, что касался его локтем. - Отличные новости! - продолжил кэп так же громко, и бодрый тон контрастировал с мрачностью лица, заставляя думать об иронии. - Вы получили захватывающе интересное задание. Я вам завидую! Вы отправляетесь исследовать верховье реки. Узнаете много нового. Расширите кругозор. Возможно, пополните лексикон.
Мередитт не выдержал и приблизился, хотя ранее намеревался соблюсти им же установленную субординацию и не отдавать распоряжения низшим наемным работникам иначе как через высшего.
- Местность называется Сьерра-Леоне. «Сьерра» - горы. Горы, понимаете меня? Ни слова больше, крысы Файбера повсюду. Насчет лодки, проводника и провианта я распоряжусь. Хотя могли бы сами — не маленькие.
Уже спустя час Мередитт с галереи ратуши наблюдал за тем, как в плоскодонку погружают тючок еды и пару мушкетов. По правую руку от него стоял Роджер Фулль, по левую — Литтл-Майджес. Главе экспедиции уже наскучили приготовления, и он рассеянно озирался по сторонам.
- Это еще кто? - кивнул сэр Юэн вниз: в тени стен ратуши сидели дикари. Не черные, но весьма смуглые, с грубыми чертами лица и выступающими вперед челюстями, они, однако, не походили на толстогубых плосконосых негров, о которых рассказывали книги. Скорее они напоминали грязных ленивых жителей южных портов, которые вываливают к приходу торгового судна клянчить деньги, потому что даже торговля водой для них слишком обременительна. Такие равно готовы с жалобной миной сетовать на голод и с ножом в руке грабить прохожих. Здешние дикари использовали первую из названных стратегий. Их старики и старухи таскались за колонистами по солнцепеку и клянчили еду. Молодые мужчины вели себя скромно: сидели в тени на своих пестрых тряпках и прикрывали головы руками.
- Это монбутту, - ответил Фулль. - В сравнении с другими цветными они сообразительны, знают ремесла, неплохо куют. При этом — заядлые лентяи и каннибалы. От них нужно прятать детей.
- Так какого дьявола они здесь делают? - искренне удивился Мередитт.
- Понятия не имею. Местные рассказывают, что они всегда жили в верховьях реки, но на прошлой неделе явились целым племенем в форт и просят продать их на Ямайку. Муниципалитету нет резона отказывать, и теперь монбутту ждут ближайшего вест-индского корабля.
Услышав это, Литтл-Майджес нервно забарабанил пальцами по парапету.
- Милорд, вам не кажется опрометчивым посылать членов своей команды в такое место, откуда бежали даже отвергаемые богом ниггеры? - дипломатично спросил кэп. Сэр Юэн не удостоил его ответом.
Тем временем внизу, под пальчатыми листьями пальм, доктор Пенн и сержант Койн уже расставляли свои вещи в широкой длинной плоскодонке и держались за борта, пока гребец из числа местных, вероятно, метис — широкоплечий и равномерно оливковый — ступал с плоского речного дна на плоское дно лодки.
- Милорд, как зовут вашего красноморденького? - спросил Фулль, печально глядя на сборы.
- Койн, - ответил Мередитт.
- А по крещеному имени?
- Статистически — Джон, Джордж или Уильям, - пожал плечами сэр Юэн.
- Я буду молиться за него, - вздохнул Фулль.
Капитан был бы рад показать, как сильно ему не нравится происходящее, но молчал. Лодка отчалила, и все трое покинули галерею.
Зеленые кулисы джунглей раздвинулись перед плоскодонкой, и с каждым взмахом весел гребцов показывали новые чудеса. Обычно безучастный ко всему лунатик, доктор Пенн вертел головой по сторонам и восхищался увиденным как ребенок.
- Смотри! — кричал он Койну, когда лодка проходила под сводом бамбуковых стволов, а по сторонам от фарватера торчали лезвия молодых побегов. - Это же гигантский ячмень! Мы рядом с его стеблями как муравьи!
- Еще бы, ведь это — знаменитое хлебное дерево! - уверенно отвечал Койн. - Я и не такое на своем веку повидал.
А Пенн уже бросался к другому борту, посмотреть, как на расстоянии вытянутой руки уходят мимо неприлично торчащие прямо из воды розовые чешуйчатые початки Анубиас Афцели, завернутые в темные лаковые листья. А дальше во тьме таились чьи-то корни, способные сосать влагу из воздуха, и разворачивал свои щупальца огромный папоротник.
Мимо скользила вторая плоскодонка, куда менее тяжело нагруженная. В ней стоял только один человек, по виду — такой же метис, как гребец у Пенна и Койна. Ловко орудуя шестом, он, казалось, совсем не уставал, но временами уходил вперед, а порой останавливался, словно поджидая отстающих — как шхуна «Рид».

Свой первый выход на берег Африки владелец корвета «Память герцога Мальборо» лорд Мередитт пожелал обставить пышно.
Первое — его сопровождал капитан. Бедный Литтл-Майджес, не топтавший твердую землю с весны, готовился к выходу словно к свадьбе. Он брился так тщательно, что сбрил десяток лишних лет и стал похож на толстого школяра; до изначальной черноты отчистил шляпу, колет и сапоги, на перевязь повесил реквизированную с «Перчаточницы» испанскую шпагу, чей эфес представлял кусающую собственный хвост змею, и то и дело спрашивал Пенна, выглядит ли он теперь как джентльмен, зарабатывающий в год пятьсот фунтов.
Второе — милорда сопровождал великан Койн. Одно число серебряных пуговиц на всех видимых частях его платья заставляло думать о состоятельности нанимателя.
Третье — общество путешественников должен был украсить собой Френсис Герберт. Однако, выйдя на воздух ранним утром и обозрев залив, он вернулся в кровать с жалобами на приступ лихорадки. Скрепя сердце Мередитт заменил его доктором Пенном в ущерб праздничному виду свиты.
читать дальшеЯвление не произвело фурор во Фрайте лишь по той причине, что внимание местного старшины и общества приковали ост-индцы. К моменту прибытия в гавань корвета коммерсантам с большего корабля уже предоставили главное помещение форта. Это помещение в разное время служило ратушей, клубом, общественной пивной и источником страха местных жителей, потому что держалось милостью божьей на восьми плоских сваях, бамбуке и тростнике, а сокрушительные бури в этих местах не были редки. Не сопровождаемый любопытными обывателями, лорд Мередитт сошел на берег.
Главное здание строители форта Фрайт возвели на стене близ устья реки, подняв на несколько футов над землей, чтобы уберечь от разливов на время сезона дождей. Южный фасад глядел на площадь, северный — на буйно-зеленую речную долину, большую часть года залитую мелкой водой. На запад, к гавани, ратуша обращала полностью лишенный окон камышовый торец.
Всех допущенных в гавань в стены форта впускали беспрепятственно, не проверяя документы. Да и проверять было бы некому: форт казался малообитаемым даже сейчас, когда благодаря прибывшим судам его население временно утроилось. В тишине, подбодряя себя ударами трости о землю, лорд Мередитт во главе свиты двинулся прямо к ратуше и без колебаний поднялся внутрь. Там, в полутьме единственного помещения, стояло несколько легких кресел. Шаткий стол занимали кружки, которые две женщины наполняли пивом (бог знает, из чего здесь гнали бражку, но пахло обойным клеем). Мередитт еще оглядывался и примеривался, с кем первым завязать беседу, когда Пенн и Литтл-Майджес не сговариваясь подошли к столу и взяли по порции эля; Койн последовал их примеру, не вполне уверенный, что поступает правильно.
- Дитя мое, - обратился сэр Юэн к подавальщице лет сорока, - где мэр? Где старшие негоцианты из Ост-индской компании? Я не могу лишать их удовольствия принять от меня свидетельство глубокого почтения.
- Старшина не знаю где. Инспектор ушел ночевать на борт, пока не возвращался. Его помощники стоят на галерее, им здесь дух не нравится, - ответила дева и вытерла пот из декольте тряпкой, которой только что протирала кружки. Пенн и Майджес переглянулись и продолжили пить.
Мередитт вышел на галерею. К ее перилам, висящим в воздухе на высоте пятнадцати футов, было боязно подходить. Видно, потому несколько скромно одетых мужчин средних лет беседовали, стоя у стены. Сэр Юэн, бесстрашный от природы, не только прошел мимо них у самых перил, но и встал к пропасти спиной, опираясь на единственную хрупкую горизонтальную жердь. Любезно назвавшись первым, он кивнул каждому, кто, оценив парик и качество одежды, с поспешностью представлялся в ответ.
- Роджер Фулль, - произнес стоявший последним в ряду коммерсант, немолодой и серо одетый. Мередитт вместо приветствия сделал движение бровями и собрался уходить, но внезапное воспоминание остановило его.
Он вспомнил рассказ сэра Саймона о Мэри Фулль с Фостер-Лейн, которая якобы переспала с адмиралом Монком. Мередитт никогда не видел ее изображения даже величиной с гречишное зерно, но благодаря исполненным страха словам старого мерзавца очень живо представлял ее лицо с нарисованным ртом и фальшивым румянцем, лишенными всего человеческого, птичьими глазами и серой кожей. Он не знал, какое это может иметь практическое значение, но хотел слушать о ней еще и еще.
- Фулль! Из Лондона! - с наигранной радостью воскликнул Мередитт.
- Из Лондона, - повторно поклонился человек.
- Конечно, из Лондона. Припоминаю улицу - Форк-лейн... Форджер-лейн...
- Фостер-лейн, - сказал человек дрогнувшим голосом и поклонился вновь, но теперь не спешил выпрямлять спину. Интерес Мередитта беспокоил его. Он использовал поклон как возможность не смотреть на собеседника.
- Конечно, Фостер-лейн. Разумеется, Фостер-лейн. Не удивляйтесь, я знаю всех, столица у меня в кулаке, - радостно заявил Мередитт. - Фулль с Фостер-лейн! Думаю, нам есть о чем поговорить. Давайте пройдемся, вокруг прекрасные виды. - Его собеседник неохотно оторвался от стены. - Значит, вы Фулль с Фостер-лейн и, должно быть, родственник Эбенезера Фулля!
- Печально. - Старый Роджер повернулся и вынужден был слабо взять Мередитта под локоть, иначе не получилось бы идти рядом по неширокому настилу галереи. - Дедушка Эбенезер умер много лет назад, дом принадлежит сестрам с мужьями, я же давно проживаю по другому адресу.
- Сестры! - воскликнул сэр Юэн. - Ваши чудные сестрички! Расскажите, как поживает ваша сестра Мэри, которая Мэри Фулль? Жива-здорова, старушка?
- Я не знаю, - сквозь зубы ответил Роджер.
- Что? Не слышу!
Щелкнув каблуками, Мередитт остановился перед ним. Фулль почувствовал себя оскорбленным, но из страха сделал вид, что не заметил беспардонности, и оттого ощутил себя оскорбленным вдвойне.
- Я не знаю, - повторил коммерсант.
- Если я дружески болтаю с вами, это не значит, что ко мне можно проявлять неуважение, - прошипел Мередитт. - Если я спрашиваю о чем-либо, я делаю это не ради бессмысленного поддержания беседы. Все, что я упоминаю, имеет значение. Никакой мой вопрос без ответа оставаться не должен. Я спросил, здорова ли Мэри Фулль.
Определенно, в лице пассажира ост-индского корабля был страх, но было и сочувствие, с каким смотрят на того, кто ведет себя неправильно.
- Я не бывал на Фостер-лейн почти тридцать лет, с того дня, как там появилась Мэри. Мне жаль огорчить вас своим незнанием, но не могу же я оскорбить вас ложью, - проговорил Роджер тихо, но твердо.
- Что значит - «появилась»? - прищурился Мередитт. - Я знаю, что в шестидесятом она была вполне половозрелой девицей. Она что, взрослой родилась у своих родителей?
- Возможно, я последний человек, кто сможет рассказать вам, как на самом деле это существо появилось в доме Эбенезера, - прошептал Фулль.
Мередитт бросил на него огненный взгляд.
- Рассчитываю на откровенность.
Роджер Фулль принадлежал к числу людей, что, живя в городе, научились ценить чувство собственного достоинства. Однако слишком мало столетий прошло с тех пор, как на его предков, безземельных крестьян, чья жизнь оценивались в стоимость половины овцы, устраивали веселые охотничьи выезды. Потому Фулль не выдержал, поддался, растворился в навязанной ему воле и уже стремился заслужить благосклонность. Он стал рассказывать и делал это простодушно, безыскусно и искренне.
Рассказ Роджера Фулля
То был пятьдесят девятый; конец августа, либо начало осени, если выдался теплый день. Мой отец отделился от семьи, но мы оставались в сердечных отношениях с дедушкой Эбенезером и дядей Робертом, который приходился Эбенезеру племянником, любимым паче родного сына. У Роберта было двое своих дочерей, двойняшки Анна и Сузанна.
Утром я пришел проводить их в Энфилд за шерстью. Дядя Роберт был хорошим, честным человеком, но простофилей; зато его дочери уродились хваткими и смышлеными, вроде хорьков. Если дело касалось шерсти, Анна и Сузанна любому давали фору: в минуту могли разгадать, подмочен ли тюк, остригали ль овец в пятницу и какой толщины получится сукно. Роберт брал дочек на любые свои негоции, никогда не выезжая один. По нынешний день ясно помню, как подсаживал Анну и Сузанну на возок, а потом садился на лошадь. Они были тяжелые, толстые — красотки. Боюсь знать, какими они стали сейчас.
Мы вчетвером выехали из города по йоркской дороге. Собиралась черная гроза, небо заволокло от края до края. Я свернул по своим делам в Элсинг, про себя думая, благословит ли Роберта бог доехать благополучно, ведь в полях негде спрятаться. Не помню дождя, но помню, как сверкали молнии — одна, вторая, третья.
Я заночевал в Элсинге, домой вернулся следующим вечером. Тревога мучила меня несказанно, потому, не дожидаясь утра, в сумерках я побежал на Фостер-лейн узнать, вернулся ли дядя Роберт, здоровы ли кузины. Счастью моему не было предела, когда дверь открыл сам Роберт, как всегда добродушный и приветливый, пригласил войти и стал расспрашивать, застал ли меня дождь. Я не видел дождя, о чем честно сказал. «Чудеса! Мы промокли до нитки. Хорошо, никто не заболел — ни Анна, ни Сузанна, ни Мэри», - ответил он. Я подумал, что ослышался, однако Роберт продолжал болтать, поминая Анну, Сузанну и неизвестную Мэри. «Ты привез Мэри из Энфилда?» - спросил я, предположив, что девочки завели подружку среди местных фермерш и притащили ее погостить. Однако Роберт странно рассмеялся и ответил мне: «Конечно! Чего ради я ее оставлю? Вчетвером уехали — вчетвером приехали». «Ты уезжал с Анной и Сузанной», - сказал я, удивленный и напуганный. «Э, видно, в Элсинге ты вместо того, чтобы делать дело, развлекался и позабыл весь вчерашний день! Мы уехали с Мэри, Анной и Сузанной. Ты своими руками всех троих подсаживал на возок». Волосы зашевелились у меня на голове, потому что я по обычаю капли спиртного не брал в рот с Пасхи до Рождества, но даже если бы выпил, не мог забыть: у Роберта две, только две дочери, ведь мы росли в одном доме. Сколько нужно выпить, чтобы такое позабыть?
Приметив мое замешательство, дядя Роберт пуще развеселился, а когда я прямо сказал ему: «Что ты мелешь, у тебя две дочери!» - просто покатился со смеху. «Не иначе тебя на дороге громом поразило!» - приговаривал он. Открылась боковая дверь, к нам выглянула Сузанна. Я бросился к ней и зашептал, что дядя Роберт плохо себя чувствует: вообразил себе третью дочь по имени Мэри и смеется как умалишенный. Сузанна захохотала, схватила меня за руку и потянула в комнату со словами: «Это ты приболел, если не помнишь Мэри! Пойдем! Взглянешь на нее — мигом вспомнишь». Не понимая, отчего, я упирался что было сил. В это время по лестнице к нам спустилась старая Мод. Она работала в доме дедушки Эбенезера с моего рождения. Старуха тоже посмеивалась и кричала мне: «Со мной сегодня случилось то же самое! Боб с порога: Мэри, Мэри... Я: что за Мэри? Но я старая, выжила из ума. Не бойся, посмотри на Мэри - и все вспомнишь».
Не передать, как мне стало страшно от ее слов. Я вырвался из ручек Сузанны, оттолкнул дядю Роберта, выбежал на улицу и бежал до отцовского дома не останавливаясь.
Роберт Фулль закончил свой рассказ и остановился, склонив голову. Было видно, что речь отняла его силы. Мередитт слушал как мальчишка, затаив дыхание, но быстро одернул себя, наморщил нос и ответил покровительственным тоном:
- Верю, что вы рассказали чистую правду. Однако поверьте и вы мне: дьявол никогда не придумает того, что придумает человек, в особенности — жадный. Я разгадаю вашу семейную тайну в пять минут. Смекните сами: один дом - два брата. Один брат родил наследника, второй — лишь девчонок. Кто получит наследство, когда умрет хозяин? По закону — брат, родивший наследника, а девчонкам — тряпки в приданое, и пусть катятся. Однако вы сами подметили, что кузины ваши уродились умницами. Они сговорились, чтобы вызвать в вас чувство страха за свой рассудок и навсегда отвадить от дома. Тем не менее, Мэри Фулль, друг мой, существует, и это очень интересная особа. Беспринципная авантюристка, холодная, расчетливая, безжалостная. Чем больше я узнаю о ней, тем больше удивляюсь, хотя поразить мое воображение трудно.
Крайне довольный собой, Мередитт вознамерился уходить.
- Вы ее видели?! - крикнул ему вслед Роджер.
- Нет, - ответил не оборачиваясь сэр Юэн. - Но прекрасно знаю ее сына. Он мой судовой врач.
Старый коммерсант бросился вслед бегом, отчего задрожал покрывающий крышу галереи тростник.
- Послушайте, - зашептал Роджер. - Освященное железо. Дьявольское отродье, как бы сильно ни было, не выстоит против освященного железа.
- Довольно, спасибо за состоявшуюся беседу, но теперь ваши слова начинают походить на бред. Я не люблю бред, - потерял терпение Мередитт. Роджер Фулль остановился, словно очнувшись.
- Простите, забылся, - сказал он быстро. - Не обращайте внимания на мои слова.
Сэра Юэна не нужно было просить дважды не принимать в расчет чье-либо мнение. Он обернулся и взглянул на Роджера с долей благосклонности.
- Сын Мэри Фулль, ручаюсь — самый обычный корабельный коновал. Пьет, приворовывает. Безбожник, матерщинник, лентяй, как поголовно все судовые врачи нашей любимой родины. Нет никаких оснований тыкать в него освященным железом.
Выражая благодарность за ответ Фулль, молча глубоко поклонился, но в уголках его глаз поселился дьявол.
- Надеюсь, я могу еще в чем-либо удовлетворить любопытство милорда, - сказал он сладко. - Мне многое известно о здешних местах.
Пиво форта Фрайт следовало употреблять, зажав нос, либо задержав дыхание. Суровые условия могут отпугнуть новичков, потому сержант Койн быстро признал поражение. Не из такого теста были сделаны доктор Пенн и капитан Литтл-Майджес. Они трижды подняли наполненные кружки и опустили опустошенные, прежде чем в полутемную ассамблею форта вновь заглянул сэр Юэн. Он подозвал капитана и долго говорил с ним в дверях. Пенн почувствовал, что говорят в числе прочего и о нем тоже, потому делал вид, будто ему все безразлично. Койн, наоборот, пробрался по стенке к самой двери, чтобы подслушивать. Чем больше говорил Мередитт, тем сильнее капитан мрачнел и бычился. Дослушав до конца, он вернулся к столу, но к кружке больше не притронулся.
- Койн, Пенн, - позвал он громко, хотя второй из названных стоял так близко, что касался его локтем. - Отличные новости! - продолжил кэп так же громко, и бодрый тон контрастировал с мрачностью лица, заставляя думать об иронии. - Вы получили захватывающе интересное задание. Я вам завидую! Вы отправляетесь исследовать верховье реки. Узнаете много нового. Расширите кругозор. Возможно, пополните лексикон.
Мередитт не выдержал и приблизился, хотя ранее намеревался соблюсти им же установленную субординацию и не отдавать распоряжения низшим наемным работникам иначе как через высшего.
- Местность называется Сьерра-Леоне. «Сьерра» - горы. Горы, понимаете меня? Ни слова больше, крысы Файбера повсюду. Насчет лодки, проводника и провианта я распоряжусь. Хотя могли бы сами — не маленькие.
Уже спустя час Мередитт с галереи ратуши наблюдал за тем, как в плоскодонку погружают тючок еды и пару мушкетов. По правую руку от него стоял Роджер Фулль, по левую — Литтл-Майджес. Главе экспедиции уже наскучили приготовления, и он рассеянно озирался по сторонам.
- Это еще кто? - кивнул сэр Юэн вниз: в тени стен ратуши сидели дикари. Не черные, но весьма смуглые, с грубыми чертами лица и выступающими вперед челюстями, они, однако, не походили на толстогубых плосконосых негров, о которых рассказывали книги. Скорее они напоминали грязных ленивых жителей южных портов, которые вываливают к приходу торгового судна клянчить деньги, потому что даже торговля водой для них слишком обременительна. Такие равно готовы с жалобной миной сетовать на голод и с ножом в руке грабить прохожих. Здешние дикари использовали первую из названных стратегий. Их старики и старухи таскались за колонистами по солнцепеку и клянчили еду. Молодые мужчины вели себя скромно: сидели в тени на своих пестрых тряпках и прикрывали головы руками.
- Это монбутту, - ответил Фулль. - В сравнении с другими цветными они сообразительны, знают ремесла, неплохо куют. При этом — заядлые лентяи и каннибалы. От них нужно прятать детей.
- Так какого дьявола они здесь делают? - искренне удивился Мередитт.
- Понятия не имею. Местные рассказывают, что они всегда жили в верховьях реки, но на прошлой неделе явились целым племенем в форт и просят продать их на Ямайку. Муниципалитету нет резона отказывать, и теперь монбутту ждут ближайшего вест-индского корабля.
Услышав это, Литтл-Майджес нервно забарабанил пальцами по парапету.
- Милорд, вам не кажется опрометчивым посылать членов своей команды в такое место, откуда бежали даже отвергаемые богом ниггеры? - дипломатично спросил кэп. Сэр Юэн не удостоил его ответом.
Тем временем внизу, под пальчатыми листьями пальм, доктор Пенн и сержант Койн уже расставляли свои вещи в широкой длинной плоскодонке и держались за борта, пока гребец из числа местных, вероятно, метис — широкоплечий и равномерно оливковый — ступал с плоского речного дна на плоское дно лодки.
- Милорд, как зовут вашего красноморденького? - спросил Фулль, печально глядя на сборы.
- Койн, - ответил Мередитт.
- А по крещеному имени?
- Статистически — Джон, Джордж или Уильям, - пожал плечами сэр Юэн.
- Я буду молиться за него, - вздохнул Фулль.
Капитан был бы рад показать, как сильно ему не нравится происходящее, но молчал. Лодка отчалила, и все трое покинули галерею.
Зеленые кулисы джунглей раздвинулись перед плоскодонкой, и с каждым взмахом весел гребцов показывали новые чудеса. Обычно безучастный ко всему лунатик, доктор Пенн вертел головой по сторонам и восхищался увиденным как ребенок.
- Смотри! — кричал он Койну, когда лодка проходила под сводом бамбуковых стволов, а по сторонам от фарватера торчали лезвия молодых побегов. - Это же гигантский ячмень! Мы рядом с его стеблями как муравьи!
- Еще бы, ведь это — знаменитое хлебное дерево! - уверенно отвечал Койн. - Я и не такое на своем веку повидал.
А Пенн уже бросался к другому борту, посмотреть, как на расстоянии вытянутой руки уходят мимо неприлично торчащие прямо из воды розовые чешуйчатые початки Анубиас Афцели, завернутые в темные лаковые листья. А дальше во тьме таились чьи-то корни, способные сосать влагу из воздуха, и разворачивал свои щупальца огромный папоротник.
Мимо скользила вторая плоскодонка, куда менее тяжело нагруженная. В ней стоял только один человек, по виду — такой же метис, как гребец у Пенна и Койна. Ловко орудуя шестом, он, казалось, совсем не уставал, но временами уходил вперед, а порой останавливался, словно поджидая отстающих — как шхуна «Рид».

Шесть африканских рабов и их чернокожий продавец с двумя моряками в Ливерпуле
@темы: Золотая гора
Хотя, кроме шуток, можно было бы отправить это на самлиб или что-то подобное. Было бы здорово)